Убийственно просто - Страница 50

Осмос!

– Осмос! – выкрикнул он что было мочи. В припадке эйфории, и стал повторять его снова и снова! – Осмос! Я врубился! Осмос!

Внезапно Майклу опять стало жарко – лицо покрылось испариной.

– Эй, кто-нибудь! Выключите термостат! – крикнул он в темноту. – Ради бога, мы здесь все сваримся! Кто мы, по-вашему, – омары?!

Майкл захихикал – таким смешным показалось ему это замечание. Потом прямо над головой крышка гроба начала подниматься: медленно, неуклонно, бесшумно… пока он не увидел ночное небо, по которому сновали кометы. От него исходило сияние – луч света с неторопливо плавающими в нем золотистыми пылинками. Майкла вдруг осенило, что все звезды небесные именно этим лучом и нарисованы. Небо было его экраном. Потом он увидел, как среди звезд к нему плывет чье-то лицо. Эшли. Как будто он смотрит на нее со дна бассейна, а она плывет над ним лицом вниз.

Потом сверху показалось еще одно лицо – мама. Потом Карли, сестренка. Отец, в элегантном коричневом костюме, кремовой рубашке и красном шелковом галстуке – лучшем своем галстуке. Странно, почему отец в бассейне остался сухим.

– Ты умираешь, сынок, – сказал Том Харрисон. – Теперь ты уже скоро будешь с нами.

– Папа, по-моему, я еще не готов.

Отец криво усмехнулся:

– В том-то и дело, сынок. Кто из нас готов?

– Я вспомнил слово, которое никак не мог ухватить, – похвастался Майкл. – Осмос!

– Хорошее слово, сынок.

– Как ты, папа?

– Здесь можно проворачивать такие дела, сынок! Просто класс! И даже лучше. Здесь тебе не нужно рвать задницу, чтобы припрятать денежки на Каймановых островах. Что заработал, то и твое! Ну как, нравится?

– Да, папа…

Только Майкл разговаривал уже не с папой, а с викарием, преподобным Сомпингом, надменным коротышкой лет шестидесяти, с седеющими волнистыми волосами и бородой, чуть ли не до самых глаз закрывавшей кирпично-красное лицо. Только румянец у преподобного был не здоровым – от пребывания на свежем воздухе, – а из-за вечно лопавшихся от многолетнего запойного пьянства сосудов.

– Ты сильно опоздаешь, Майкл, если не выберешься оттуда. Ты понимаешь, что, если не успеешь в церковь до заката, я по закону не имею права венчать тебя?

– Да, понимаю, но…

Он потянулся к викарию, чтобы схватить за руку, но ударился о прочный непроницаемый тик.

Темнота.

Любое движение сопровождалось всплеском воды.

Потом он заметил кое-что обнадеживающее. Измерил уровень воды ладонью. Она уже не закрывала щек и опустилась до шеи.

– Прямо как галстук, – сказал Майкл вслух. – Можно ли носить воду, как галстук?

Тут его заколотила нервная дрожь, руки свело судорогой, локти прижались к бокам. Ноги задергались, дыхание участилось, пока он, наконец, не захрипел и не засвистел, как паровоз.

Я умираю, я скоро умру – здесь, один, в день моей свадьбы. Они идут за мной – духи, они спустятся в гроб, и тогда…

Майкл поднес трясущиеся руки к лицу. Он не помнил, когда в последний раз молился – наверное, задолго до смерти папы. Кончина Тома Харрисона стала для него последним подтверждением того, что Бога нет. Но сейчас ему вспомнились слова молитвы, и он шептал их, закрыв лицо руками, словно не желая, чтобы его кто-то подслушал.

От этого благочестивого занятия Майкла отвлек треск, а потом он услышал громкую музыку в стиле кантри и гнусавый голос:

– Доброе утро, любители спорта. В эфире радиостанция Буффало! Несмотря на дождь, слушайте последние новости из мира спорта и погоды! Сообщаю результаты финальных матчей…

Майкл лихорадочно зашарил по груди в поисках рации, при этом нечаянно столкнув ее в воду.

– О, черт, нет! Только не это!

Он выудил рацию из воды, хорошенько встряхнул и, нащупав кнопку «Вызов», нажал ее.

– Дэви! Это ты, Дэви?

Снова шипение и треск.

– Здорово, старик! Говоришь, у тебя дружки во вторник разбились?

– Да.

– Вот мы и снова встретились!

– Дэви, мне очень нужна твоя помощь. Тогда ты сможешь сделать шикарное объявление по своей радиостанции.

– Зависит от того, какие еще новости будут в тот день, – возразил Дэви.

– Ладно. – Майклу ужасно хотелось наорать на придурка. – Мне нужно, чтобы ты либо дозвонился до человека, с которым я смогу пообщаться по рации, либо чтобы вы с папой приехали и спасли меня!

– Все зависит от того, где ты находишься – на нашем участке или нет. Усек?

– Да, Дэви. Я все усек.

41

Потом они долго лежали в постели нагишом. Вокруг них в комнате горело двенадцать ароматизированных свечей, из музыкального центра лился голос Норы Джонс. Прикурив сигарету, Эшли поднесла ее к губам Марка, и тот глубоко затянулся.

– Джилл права, – заметил Марк. – Мне кажется, тебе не стоит идти в церковь, и совершенно ни к чему устраивать прием.

Эшли яростно замотала головой:

– Нет, стоит! Стоит! Неужели непонятно? Я приду в церковь… – Она с наслаждением вдохнула дым, затем медленно, изящно выпустила тоненькую голубую струйку в потолок. – Все увидят меня – бедную брошенную невесту. И всем станет меня так жалко!

– Вот уж не согласен… Все это может запросто обернуться против тебя.

– Каким образом?

– Скажем… тебя могут посчитать бесчувственной, решив, что ты во что бы то ни стало готова настоять на своем и плевать хотела на гибель Пита, Люка, Джоша и Роббо. Пусть все видят, как мы с тобой переживаем.

– Мы созвонились с их родственниками, послали соболезнования – короче, сделали все, как надо. Но последние три дня мы только и делаем, что говорим о свадьбе. Да, черт побери! Мы настаиваем на своем! Мы обязаны заплатить проклятым поставщикам и позаботиться о тех несчастных гостях, которые все-таки на свадьбу явятся. Их, скорее всего, будет немного, но мы не вправе подвести тех, кто придет!